В июле 1938 года невозвращенцем стал один из руководителей советской разведывательной службы за рубежом Александр Орлов, направленный в Испанию для руководства там операциями НКВД.
Следя за ходом великой чистки, Орлов не сомневался, что очередь должна дойти и до него. Как первый сигнал нависшей над ним опасности он воспринял телеграмму " Центра" о намерении выслать 12 человек для его охраны, под предлогом того, что, согласно перехваченным документам, генеральный штаб франкистов готовит его похищение.
Как сообщил Орлов в 1955 году сенатской подкомиссии США по национальной безопасности, он решил, что этим людям будет поручена его ликвидация. Поэтому он поручил своему помощнику Эйтингону, действовавшему в Испании под фамилией "Котов", отобрать для своей охраны десять немецких членов Интернациональной бригады. По словам Орлова, любого, кто приказал бы его ликвидировать, эти люди приняли бы за предателя, потому что они "не верили никому, кроме Сталина"[1].
10 июля 1938 года Орлов получил телеграмму "Центра" с предписанием прибыть в Антверпен и подняться там на советский пароход, якобы для встречи с эмиссаром НКВД, прибывшим из Москвы. Поняв, что ему готовится ловушка, он немедленно забрал с собой жену и дочь, которые находились во Франции, и вместе с ними вылетел в Канаду, где получил по своему дипломатическому паспорту в американском посольстве въездную визу в США. Там он обратился за помощью к адвокату Джону Финнерти, который выступал в 1937 году юридическим советником комиссии Дьюи. Узнав, что Орлов из-за боязни преследований хочет держать своё пребывание в Соединенных Штатах в тайне, Финнерти добился того, чтобы выданное Орлову разрешение на постоянное пребывание в этой стране не было официально зарегистрировано[2].
Вслед за этим Орлов попросил своего двоюродного брата Курника, проживавшего в США, отправиться в Париж, чтобы опустить там в почтовый ящик советского посольства два письма, адресованные Ежову. В них он указывал, что бежал из Испании, опасаясь подвергнуться участи уже уничтоженных зарубежных резидентов НКВД. В подтверждение того, что эти люди не были шпионами, он писал: "Если П., например, был шпион, то как же продолжают работать с таким человеком, как "Тюльпан", которого он создал... Или, если М. был шпион, то как же он не предал "Вейзе", "Зенхена" и других, с которыми продолжают работать до сих пор"[3].
П. означало "Пётр" - кодовое имя парижского резидента С. М. Глинского, действовавшего в Париже под фамилией Смирнов, а "М." - кличку "Манн", под которой действовал советский разведчик Теодор Малли. Кличкой "Тюльпан" именовался Зборовский, а кличками "Вейзе" и "Зенхен" - члены т. н. кембриджской группы Маклейн и Филби, в вербовке которых Орлов принимал активное участие.
К письму был приложен перечень важнейших зарубежных операций НКВД, обозначенных кодовыми названиями, и шестидесяти двух кличек советских агентов, сведения о которых, как предупреждал Орлов, в случае его убийства будут преданы гласности его адвокатом. Если же его оставят в покое и не будут трогать его старуху-мать, недвусмысленно прибавлял Орлов, то он никогда не встанет "на путь, вредный партии и Советскому Союзу"[4].
Предупреждения о возможности рассекречивания тайных агентурных сетей в случае, если бы Орлова постигла судьба Райсса, достигли своей цели. После получения письма Орлова Ежов распорядился отменить уже подготовленный приказ о его розыске и ликвидации. Об этом сообщил на допросе в НКВД Шпигельглаз. Это же стало известно из сообщений Петрова, сотрудника советского посольства в Австралии, который, перебежав после войны на Запад, рассказал: в 1938 году, когда он работал шифровальщиком в Центре, туда пришла телеграмма из Парижа, в которой говорилось: Орлов предупредил, что в случае его убийства его адвокат предаст гласности сведения "о всех его агентах и контактах в Испании, а также описание его важной и в высшей степени секретной работы, выполнявшейся по поручению Советского правительства"[5].
Несмотря на то, что Орлов понимал всё значение своих предостережений, он опасался преследований со стороны сталинской агентуры. Поэтому он и его семья часто меняли города и отели. В сейф бостонского банка он поместил фотоплёнки, которые, по-видимому, включали не перечень сталинских преступлений (как он рассказал американским сенаторам), а негативы письма Ежову и приложенного к нему перечня секретных операций и агентов.
Только в начале 1953 года, буквально за месяц до смерти Сталина, Орлов решил предпринять шаги, связанные с легализацией своего пребывания в США. Он передал американскому журналу "Лайф" серию статей, составивших затем книгу "Тайная история сталинских преступлений". Эта книга, являющаяся одним из немногих достоверных мемуарных источников о подоплеке трагических событий, происходивших в 30-е годы в СССР, была в скором времени переведена на многие иностранные языки. Русский её текст появился впервые в 1983 году: на протяжении тридцати лет ни одно эмигрантское издательство не бралось за публикацию книги, написанной с позиций большевизма и не содержавшей традиционных антикоммунистических пассажей.
Появление статей Орлова повергло в шок директора ФБР Гувера, только из них узнавшего, что в его стране на протяжении пятнадцати лет проживал генерал НКВД. Гувер приказал провести доскональное расследование деятельности Орлова. В результате многолетних допросов в ФБР и на специальных слушаниях сенатской подкомиссии по национальной безопасности американские власти остались в уверенности, что Орлов рассказал всё, что ему было известно о деятельности советской разведки. Выпущенная сенатской подкомиссией в 1973 году книга "Наследие Александра Орлова" открывалась его биографией, написанной сенатором Истлендом, председательствовавшим на слушаниях 1955 года. Эта биография, проникнутая глубоким уважением к Орлову, написана в тёплых, местами даже патетических тонах.
В 50-60-х годах расследования "дела Орлова" были проведены и в КГБ. Их результатом был вывод о том, что Орлов не выдал никого из закордонной агентуры и не сообщил об операциях, проводившихся с его участием. Завербованные им "кембриджцы", а также Абель, работавший одно время радистом в организованной Орловым группе, продолжали доставлять крайне ценную разведывательную информацию.
Как справедливо отмечают авторы обстоятельного исследования о деятельности Орлова, "если бы Орлов нарушил верность долгу перед ленинской революцией и выдал ФБР секретный список тайных советских агентов.., он, возможно, в одиночку изменил бы ход истории,.. лишил бы Сталина жизненно важной информации, получаемой от таких агентов, как Филби, и от членов "Красной капеллы"... Если бы он выдал эти секретные советские сети, агенты КГБ, возможно, никогда не добыли бы секреты атомной .бомбы"[6].
В 1969 и 1971 годах Орлова посетил резидент КГБ Феоктистов, который сообщил, что в СССР не считают Орлова предателем, а, напротив, высоко оценивают его деятельность 30-х годов по вербовке за рубежом лиц с коммунистическими убеждениями. Американцам Орлов сообщил, что он не вступал ни в какие разговоры с Феоктистовым. Однако, как явствует из отчётов Феоктистова, Орлов рассказал ему о том, какие факты он утаил от ФБР и в каких вопросах дезинформировал американскую разведку. На переданное Феоктистовым приглашение вернуться в СССР Орлов ответил: он сохранил верность своим коммунистическим убеждениям, но возвращаться в СССР не хочет, поскольку советское государство управляется бывшими клевретами Сталина и более молодым поколением партаппаратчиков, игравших вспомогательную роль в преступлениях, благодаря которым была предана революция[7].
О том, что Орлов оставался в душе коммунистом и "убеждённым ленинистом", сообщил Федеральному бюро расследований один из профессоров Мичиганского университета, в котором Орлов работал в последние годы своей жизни. Профессор упоминал, что Орлов "яростно возражал" на его замечание, ставившее на одну доску Ленина и Сталина, а выслушав рассуждения о финансовой поддержке, якобы оказанной большевикам в 1917 году Германией, заявил, что это - клевета, которая "оскорбляет революцию и неподкупность Ленина"[8].
Орлов умер 7 апреля 1973 года, намного пережив других невозвращенцев.
ПРИМЕЧАНИЯ [1] Scope of Soviet Activity in the United States. Hearing before the Subcommittee to Investigate the Administration of the Internal Security Act... 1955. September. 28. Washington, 1955. P. 11.<< [2] Ibid. P. 10, 12.<< [3] Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: Дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1965. С. 352.<< [4] Там же. С. 356, 425.<< [5] Там же. С. 359, 433.<< [6] Там же. С. 453.<< [7] Там же. С. 450.<< [8] Там же. С. 437.<<
1 мая 1952 года в штате Невада при отработке действий американской морской пехоты было произведено очередное успешное ядерное испытание. В том же году США взорвали первое в мире настоящее термоядерное устройство.
Кто передал Советскому Союзу принцип конструкции водородной бомбы?
Известно, что советская разведка была неплохо осведомлена о Манхэттенском проекте – программе создания американской атомной бомбы. Один из источников был разоблачён почти шестьдесят лет назад: в начале 1950 года британские спецслужбы арестовали по обвинению в шпионаже Клауса Фукса, который в 1933 году бежал из нацистской Германии и позже получил британское гражданство. В 1944–46 годах он был сотрудником теоретического отдела ядерного центра в Лос-Аламосе, США, где велась разработка атомного оружия. Фукс сознался, что в 1945 году передал советскому агенту подробные сведения о принципе действия и конструкции первой американской атомной бомбы. Фукс сообщил также, что после возвращения в Великобританию летом 1946 года и вступления в должность начальника отдела теоретической физики Научно-исследовательского атомного центра в Харуэлле он несколько раз встречался с ещё одним советским связником (сейчас известно, что это был крупный разведчик Александр Феклисов, скончавшийся в октябре 2007 года).
1 марта 1950 года Фукс выслушал приговор – 14 лет тюрьмы. Досрочно освобождённый в июне 1959 года, он уехал в ГДР, где со временем стал заместителем директора Института ядерной физики, академиком. Бывший руководитель теоретического отдела в Лос-Аламосе, начальник Фукса, великий учёный Ганс Бете как-то сказал, что Фукс – единственный лично известный ему физик, реально изменивший ход мировой истории.
Везунчик Холл
У советской разведки в Лос-Аламосе был ещё один информатор: Теодор Элвин Холл, физик-экспериментатор, самый молодой научный сотрудник Манхэттенского проекта. Сын еврея-скорняка из Нью-Йорка, он четырнадцати лет от роду поступил в Колумбийский университет, а в восемнадцать окончил Гарвард. С января 1944 года он работал в Лос-Аламосе, где в совершенстве изучил метод имплозии – направленного внутрь взрыва, сжавшего плутониевые сегменты первой атомной бомбы до сверхкритического состояния и тем самым запустившего цепную реакцию. С осени 1944 года он снабжал советскую разведку ценной информацией об американском атомном проекте.
Сейчас известно, что Холл и Фукс действовали независимо, ни один из них не подозревал о существовании партнёра. В дальнейшем Холлу повезло больше – во всяком случае, судьба уберегла его от тюрьмы. Холл окончил Чикагский университет, защитил диссертацию по биофизике и получил работу в нью-йоркском Мемориальном онкологическом центре имени Альфреда Слоана и Чарлза Каттеринга. В 1962 году он перебрался в Великобританию, в знаменитую Кавендишскую лабораторию при Кембриджском университете. В Америку он возвращаться не стал.
Имя Холла выплыло лишь в середине 90-х годов, после того как был обнародован расшифрованный в рамках проекта «Венона» рапорт на имя начальника внешней разведки НКВД генерал-лейтенанта П.М. Фитина, где сообщалось о встрече Холла и Курнакова. Правда, в опубликованной тогда версии имя Холла старательно вымарали (он фигурировал и в других материалах «Веноны», но под кличкой Млад). Однако журналисты его быстро вычислили по приведённым биографическим данным – талантливый физик, 19 лет, сын скорняка, закончил Гарвард. В 1997 году Джозеф Олбрайт и Марсия Кунстел опубликовали книгу с подробным рассказом о тайной деятельности Холла. В беседах с авторами он практически признался в содеянном, но не настолько прямо, чтобы его можно было привлечь к суду.
Самый ценный агент
В 1992 году отставной полковник КГБ Владимир Чиков начал печатать воспоминания о делах тех давних дней. В частности, он утверждал, что советская разведка имела в Лос-Аламосе ещё одного агента, спрятанного под кличкой Персей. Согласно Чикову, сначала ему присвоили кодовое имя Артур Филдинг.
С тех пор не затихают споры, существовал ли Персей на самом деле. В дешифровках «Веноны» он не поминается, однако в них фигурирует агент по кличке Перс. Одни эксперты уверены в подлинности Персея, другие считают его мифом. Позднее Чиков вроде открестился от него, однако искренне ли? С другой стороны, в апреле 1994 года существование Персея подтвердила российская Служба внешней разведки, а в октябре аналогичное заявление сделал завербовавший его агент Моррис Коэн. До сих пор этот вопрос так и не закрыт.
В 2009 году в США вышла книга «Ядерный экспресс: политическая история бомбы и её распространения», написанная бывшими разработчиками американского атомного оружия Томасом Ридом и Дэнни Стиллманом. Рид и Стиллман убеждены, что Персей, он же Артур Филдинг (они предпочитают именно эту кличку) – отнюдь не выдумка Чикова. По их мнению, этот человек действительно работал в Лос-Аламосе и занимал там видные должности очень долго, вплоть до выхода на пенсию. Более того, они утверждают, что знают его настоящее имя. Стиллман вспоминает даже, что в середине 90-х он вычислил Филдинга и сообщил о нём в отделение ФБР в Санта-Фе. Однако сотрудник, которому Стиллман рассказал о своих подозрениях, заболел, а после выздоровления его перевели в другой город, и дело хода не получило.
По мнению Рида и Стиллмана, Филдинг, подобно Фуксу и Холлу, сотрудничал с советской разведкой исключительно из идейных соображений. После войны он, по всей видимости, разлюбил Страну Советов и в конце концов разорвал контакты. Тем не менее Москва о нём не забыла, хотя и не тревожила вплоть до ранней весны 1954 года. Тогда с Филдингом связался советский агент и попросил о последней услуге. Филдинг уступил и в благодарность был оставлен в покое до скончания своего века.
Услуга была весьма ценной. Ни много ни мало, Филдинг поделился основным принципом конструкции водородной бомбы, до которого советские учёные тогда ещё не дошли. Так что игра действительно стоила свеч.
От «будильника» к имплозии
В чём же заключалась сверхценная идея? Чтобы это понять, необходимо обратиться к известным на сегодняшний день сведениям об истории создания водородной бомбы. В начале 1940-х годов физики-ядерщики уже не сомневались в возможности создания бомбы на основе высокообогащённого урана-235, а также плутония. Тогда же нескольким физикам в США, Германии и Японии пришла в голову мысль, что атомным взрывом можно поджечь дейтерий, тяжёлый изотоп водорода, который после серии ядерных реакций превратится в гелий и выделит гигантское количество энергии.
К этому заключению в США первым пришёл нобелевский лауреат Энрико Ферми, который тогда работал в Колумбийском университете. В сентябре 1941 года он поделился своей догадкой с выходцем из Венгрии Эдвардом Теллером, который поверил в неё сразу и безоговорочно. Судя по всему, Теллер очень скоро задумался о сверхбомбе (он называл её Super). Расчёты показали, что один грамм дейтерия в ходе трансформации в гелий взрывается с такой же мощностью, что и 150 тонн тринитротолуола. Это означало, что для бомбы в одну мегатонну достаточно 12 килограммов дейтерия. Было от чего прийти в экстаз!
Лос-Аламосская лаборатория приступила к работам весной 1943 года, и тогда же туда перебрался Теллер. Результаты этих работ были представлены на закрытой конференции, которая проходила в Лос-Аламосе 18–20 апреля 1946 года. Обсуждался рецепт создания сверхбомбы, вошедший в историю как Classical Super. По идее он был простым: взять атомную бомбу, поместить её в прочный цилиндрический контейнер и расположить рядом ампулу с чистым дейтерием или его смесью с тритием. Детонация атомного заряда породит взрывную ударную волну, которая нагреет и сожмёт водородное топливо до нужных кондиций.
Одним из участников этой конференции был Клаус Фукс, который в 1945–46 годах сам занимался теоретическим анализом реализации водородного взрыва – помимо Теллера, но в сотрудничестве с великим математиком Джоном фон Нейманом.
13 марта 1948 года он ознакомил Феклисова как со своими собственными результатами, так и с тем, что он успел узнать о проекте Classical Super (20 апреля руководители МГБ СССР доложили эти сведения Сталину, Берии и Молотову). Последующие события показали, что Фукс и Нейман первыми вышли на единственно возможный способ поджога термоядерного топлива, хотя работоспособной конструкции бомбы всё же не предложили. Но об этом позже.
А пока вернёмся к Теллеру. Летом 1946 года и он, и его коллеги засомневались в возможностях «классической» сверхбомбы. Появилось обоснованное подозрение, что взрывная волна от атомного запала просто развеет тяжёлый водород, и он не успеет превратиться в гелий. В августе Теллер предложил новую конструкцию, где расщепляющиеся материалы и дейтерий располагались концентрическими чередующимися слоями, окружёнными линзами из обыкновенной взрывчатки. Эту схему Теллер назвал «будильником». Она позволяла надеяться, что водород всё же частично превратится в гелий и тем усилит мощность запального атомного взрыва.
Спустя год Теллера осенила новая удачная идея: вместо газообразного дейтерия использовать его твёрдое соединение с литием-6. Термоядерный взрыв порождает быстрые нейтроны, которые сталкиваются с ядрами лития-6 и дают начало тритию – наиболее ценной термоядерной взрывчатке. Однако «будильник» американцы так и не построили. Теллер вместе с математиком Станиславом Уламом предложили физически разнести запальную атомную бомбу и капсулу с термоядерным горючим (поэтому схема называется двухфазной). Взрыв запала порождает рентгеновское излучение, скорость которого много выше скорости разлетающегося вещества. Рентгеновские лучи первыми достигают капсулы, и она превращается в сверхгорячую плазму. Плазма мгновенно расширяется и сжимает термоядерное топливо до необходимой плотности. Такой механизм запуска термоядерной реакции называется радиационной имплозией (от английского implosion – сжатие).
9 мая 1951 года в США было проведено атомное испытание «Джордж» с рекордной для того времени мощностью взрыва – 225 килотонн. В центре атомного заряда находилась небольшая ампула со смесью жидкого дейтерия и трития, которая была сжата и нагрета рентгеновской радиацией. Результат «Джорджа» подтвердил практичность схемы Теллера–Улама и открыл путь к созданию настоящей водородной бомбы.
Он был пройден всего за полтора года. 31 октября 1952 года на тихоокеанском атолле Эниветок было взорвано первое в мире настоящее термоядерное устройство «Майк» высотой с двухэтажный дом и весом 82 тонны. Общая мощность взрыва составила 10,4 мегатонны – почти 700 хиросим. Четверть энергетического выхода дал водородный взрыв, остальное – урановая оболочка. Математический анализ показал, что рентгеновские лучи сжали дейтерий до фантастического давления в 72 миллиона атмосфер. Эта была именно та сверхбомба, о которой мечтал Теллер.
Теперь вернёмся к Фуксу и фон Нейману. Дело в том, что радиационное сжатие термоядерного горючего первыми предложили именно эти учёные – за шесть с половиной лет до подрыва «Майка». До сих пор непонятно, узнали ли об этом советские физики. Во всяком случае, в известных мне источниках нет никаких сведений, что советская разведка положила на стол разработчиков ядерного оружия идею радиационной имплозии в версии фон Неймана и Фукса.
1 марта 1954 года на атолле Бикини в ходе испытания «Браво» американцы взорвали свой второй термоядерный заряд. Мощность «Браво» в полтора раза превзошла мощность «Майка» – 15 мегатонн! За следующие семь недель на том же полигоне взорвали ещё 4 водородных заряда меньшей, но тоже мегатонной мощности.
К этому времени СССР испытал взрывное устройство много меньшей мощности РДС-6с, начинённое дейтеридом лития. Это была так называемая «слойка», система вроде теллеровского «будильника», самостоятельно разработанная Андреем Сахаровым и его коллегами. 12 августа 1953 года она была взорвана на полигоне под Семипалатинском. Мощность взрыва составила 400 килотонн, причём на долю термоядерной начинки пришлось не более 20 процентов общего выхода энергии. Больших мощностей «слоёные» системы дать не могли, и конструкторы это превосходно понимали.
14 января 1954 года Андрей Сахаров и Яков Зельдович направили Харитону докладную записку с предложением двухфазной конструкции водородной бомбы, где термоядерный блок должен был сжиматься горячим газом, образовавшимся после подрыва атомного запала. Отсюда следует, что в это время советские физики ещё не дошли до понимания возможности лучевого обжима термоядерного топлива. А 22 ноября 1955 года Советский Союз испытал настоящую водородную авиабомбу РДС-37 мощностью 1,6 мегатонны, работающую на принципе радиационной имплозии. Возникает законный вопрос: когда и как была заполнена эта лакуна?
Здесь-то и начинается область догадок, куда авторы «Ядерного экспресса» поселили таинственного Артура Филдинга. Стиллман пишет, что имел беседу с научным руководителем Арзамаса-16 Юлием Харитоном и тот сказал, что в марте или апреле 1954 года механизм радиационной имплозии первым предложил Яков Зельдович. Сахаров в своих мемуарах утверждает, что тогда к этому заключению одновременно пришли как он сам, так и ещё несколько теоретиков. А вот Рид со Стиллманом полагают, что информация о радиационном сжатии прибыла от Филдинга. По их мнению, в конце марта 1954 года с ним связался советский агент и потребовал сведений о принципе работы «Браво» (возможно, под угрозой разоблачения). Филдинг не смог отказаться и выдал секрет радиационной имплозии. Этого вполне хватило – всё остальное советские ученые сделали сами.
Подкрепляют ли эту гипотезу какие-либо независимые источники? Мне удалось отыскать единственное косвенное подтверждение. В марте 1996 года в Дубне проходила конференция по истории ядерных вооружений. Среди докладчиков был сотрудник Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики Герман Гончаров (умер в 2009 году. – Ред.), который имел возможность ознакомиться с целым рядом ранее засекреченных архивных данных (его статья в том же году была опубликована в «Успехах физических наук» и в американском журнале Physics Today). Гончаров сообщил, что в октябре 1947 года советская разведка раздобыла информацию о том, что группа Теллера обдумывает возможность термоядерной реакции в среде из дейтерия, трития и лития.
Такие сведения могли прийти только от человека, непосредственно причастного к разработке американской водородной бомбы либо как минимум имевшего тесные связи с Теллером или его окружением. Им не мог быть ни Холл, который в то время учился в аспирантуре Чикагского университета, ни давно возвратившийся в Англию Фукс. Следует предполагать, что у советских спецслужб в Лос-Аламосе оставался хотя бы один хорошо осведомлённый информатор. Быть может, это и был мистер Филдинг.
Клаус Фукс (слева), передавший СССР сведения об американском ядерном устройстве.
Физик Эдвард Теллер, один из создателей водородной бомбы.
История человека, под чьим именем мир узнал Вильяма Фишера.
14 октября 1957 года в здании Федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался шумный судебный процесс по обвинению в шпионаже Рудольфа Абеля Ивановича. Ему грозила смертная казнь или пожизненное тюремное заключение. В ходе следствия Абель категорически отрицал свою принадлежность к советской внешней разведке, отказался от дачи каких-либо показаний в суде и отклонил все попытки работников американских спецслужб склонить его к сотрудничеству.
Через месяц судья зачитал приговор: 30 лет каторжной тюрьмы, что для него в 54 года было равносильно пожизненному заключению.
После объявления приговора Абель сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте.
Родина не оставила своего разведчика в беде. 10 февраля 1962 года на мосту Глинике, через который проходила граница между Западным Берлином и ГДР, был произведен обмен Рудольфа Ивановича Абеля на осужденного в Советском Союзе американского летчика Фрэнсиса Гэри (в официальных документах советского суда – Гарри) Пауэрca, совершившего 1 мая 1960 года разведывательный полет над советской территорией и сбитого под Свердловском.
15 ноября 1971 года замечательный советский разведчик-нелегал скончался. Но лишь в начале 1990-х годов Служба внешней разведки России официально сообщила, что его настоящее имя – Вильям Генрихович Фишер.
Почему арестованный в США Вильям Фишер, проживавший в Нью-Йорке по документам на имя свободного художника американца Эмиля Роберта Голдфуса, назвался именно Рудольфом Абелем?
Сейчас, по прошествии времени, можно с уверенностью сказать, что, выдав себя за своего друга и коллегу по работе в органах госбезопасности, советский разведчик-нелегал тем самым дал понять Центру, что в тюрьме оказался именно он. Во внешней разведке довольно быстро разобрались, что к чему. Ведь о настоящем Абеле и о его дружбе с Фишером здесь хорошо знали.
До конца своих дней полковник внешней разведки оставался для домашних и сослуживцев Фишером, или Вилли, а для всех остальных – Рудольфом Абелем. Легенде было уготовано оставаться легендой, а тайне – тайной.
И сегодня, преклоняя голову в память о легендарном разведчике, нам хотелось бы вспомнить о его ближайшем друге и соратнике, чье имя, Рудольф Абель, вошло в учебники разведок многих стран и навечно осталось в истории.
СЕМЬЯ АБЕЛЕЙ
Рудольф Иванович Абель родился 23 сентября 1900 года в городе Риге. Отец был трубочистом, мать – домохозяйкой. У Рудольфа было два брата: старший – Вольдемар и младший – Готфрид. До 15 лет Рудольф жил вместе с родителями. Окончил четыре класса элементарного училища, работал рассыльным в Риге. В 1915 году переехал в Петроград. Учился на общеобразовательных курсах и сдал экстерном экзамен за четыре класса реального училища.
Рудольф, как и его братья, всем сердцем принял Октябрьскую революцию. С начала революции он добровольно пошел служить рядовым-кочегаром на эскадренном миноносце «Ретивый» Красного Балтийского флота. В 1918 году стал членом партии большевиков. Затем в составе Волжской флотилии принимал участие в боях с белыми в долинах рек Волги и Камы. Являлся непосредственным участником дерзкой операции красных в тылу противника, в ходе которой у белых была отбита баржа смертников – заключенных-красноармейцев. Принимал активное участие в боях под Царицыном, в низовьях Волги и на Каспийском море.
В январе 1920 года Абель был зачислен курсантом в класс морских радиотелеграфистов учебно-минного отряда Балтийского флота в Кронштадте. После окончания учебы в 1921 году молодой военно-морской специалист Абель в составе команды балтийских моряков был направлен в формирующиеся военно-морские силы Дальневосточной Республики. Служил на кораблях Амурской и Сибирской флотилий. В 1923–1924 годах возглавлял радиотелеграфную станцию на острове Беринга, затем командовал морскими радистами на Командорских островах.
В 1925 году Рудольф женится на Анне Антоновне, урожденной Стокалич, из дворян, получившей прекрасное образование и ставшей его надежной помощницей. Здесь следует отметить, что сам Рудольф свободно владел немецким, английским и французским языками. В том же году Абеля по линии Народного комиссариата иностранных дел направили на работу в советское консульство в Шанхае.
В июле 1926 года Рудольфа Абеля перевели в Пекин, где он проработал радистом советского дипломатического представительства вплоть до разрыва дипломатических отношений с Китаем в 1929 году. Находясь за границей, в 1927 году он становится сотрудником Иностранного отдела ОГПУ (внешняя разведка), выполняет обязанности шифровальщика резидентуры.
По возвращении из Пекина Абель в том же году направляется на нелегальную работу за кордон. В документах того периода, находящихся в его личном деле, сказано кратко: «Назначен на должность уполномоченного ИНО ОГПУ и находится в долгосрочной командировке в разных странах». Возвратился в Москву осенью 1936 года.
Рудольф Иванович Абель. Фото предоставлено автором
ВИЛЬЯМ, РУДОЛЬФ И ЕГО БРАТЬЯ
Могли ли пересечься за кордоном пути нелегалов Абеля и Фишера? Об этом официальные документы умалчивают. Но как бы то ни было, оказавшись почти одновременно в Москве и работая в Центре, они стали большими друзьями. Даже в столовую и то всегда ходили вместе. «Дядя Рудольф появлялся у нас часто. Всегда был спокоен, жизнерадостен, – вспоминала Эвелина Фишер, дочь Вильяма Генриховича. – И с отцом они общались прекрасно». В военные годы оба жили в одной небольшой коммунальной квартирке в центре Москвы.
Знакомясь с биографиями этих разведчиков, невольно приходишь к выводу, что в их судьбах было очень много общего, способствовавшего сближению. Оба были зачислены в ИНО ОГПУ в 1927 году, практически в одно и то же время находились на нелегальной работе за границей, вместе трудились в центральном аппарате разведки, а в период Великой Отечественной войны – в 4-м управлении НКВД. Оба не походили на баловней фортуны, жизнь порой обходилась с ними жестоко.
В последний день уходящего 1938 года Вильям Фишер без объяснения причин был уволен из органов госбезопасности. И лишь в сентябре 1941 года ему предложили вернуться в НКВД.
С Рудольфом Абелем все было гораздо сложнее.
Здесь уместно вспомнить его старшего брата Вольдемара. С 14 лет он плавал юнгой на судне «Петербург», затем слесарил на заводе в Риге. В декабре 1917 года стал членом РКП(б). Красноармеец, латышский стрелок, охранявший Смольный, он храбро воевал в составе Красной гвардии, сражавшейся на Пулковских высотах с наступавшими на Петербург частями генерала Краснова. Позже служил мотористом на линкоре «Гангут». Со временем Вольдемар вырос в крупного партработника: комиссар Всероссийской чрезвычайной комиссии Кронштадской крепости, комиссар службы связи Морских сил Дальневосточной Республики, делегат XVII съезда партии. В 1934 году он был назначен начальником политотдела Балтийского государственного морского пароходства. А в конце 1937 года арестован за «участие в латвийском контрреволюционном националистическом заговоре и за шпионско-диверсионную деятельность в пользу Германии и Латвии».
События развивались стремительно. В октябре 1937 Вольдемар был исключен из партии с формулировкой «за политическую близорукость и притупление бдительности». 10 ноября его арестовывают и постановлением «двойки» (Ежов и Вышинский) от 11 января 1938 года приговаривают к высшей мере наказания. А уже 18 января Вольдемар Абель и еще 216 человек, «членов контрреволюционной латвийской националистической организации», были расстреляны. 9 мая 1957 года все они были реабилитированы.
Третий из братьев Абелей – младший Готфрид – всю жизнь провел в родном городе. Окончил университет, работал на различных рижских предприятиях, воспитывал дочерей. Сложности большой политики обошли Готфрида стороной.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ
Но вернемся к Рудольфу Абелю. Позднее в своей автобиографии он напишет: «В марте 1938 года уволен из органов НКВД в связи с арестом моего брата Вольдемара».
Настали тяжелые времена: в 38 лет – стрелок военизированной охраны, снова увольнение, затем мизерная пенсия. А дальше, как и у Вильяма Фишера, последовало предложение вернуться в НКВД. 15 декабря 1941 года майор госбезопасности Рудольф Абель вновь встал в строй, и опять – в невидимый. Он направляют в 4-е управление НКВД под начало знаменитого генерала Павла Судоплатова и назначают заместителем начальника одного из подразделений. Основной задачей 4-го управления была организация разведывательно-диверсионных операций в тылу немецких войск. В аттестации на Рудольфа Абеля, подписанной 16 марта 1945 года, много недосказанного, понятного лишь специалистам: «Обладает одной из специальных отраслей агентурной оперативной работы... Тов. Абель на практической работе успешно выполнял порученные ему ответственные задания... С августа 1942 года по январь 1943 года находился на Кавказском фронте в составе опергруппы по обороне Главного Кавказского хребта. В период Отечественной войны неоднократно выезжал на выполнение специальных заданий... Выполнял спецзадания по подготовке и заброске нашей агентуры в тыл противника».
За успешное выполнение оперативных заданий Рудольф Иванович Абель был награжден орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, многими боевыми медалями, нагрудным знаком «Заслуженный работник НКВД». 27 сентября 1946 года подполковник Абель был вновь уволен из органов госбезопасности, на этот раз – по возрасту.
Дружба с семейством Фишеров оставалась неизменной. В ноябре 1948 года Фишер выехал в командировку, которой суждено было продлиться 14 лет. Рудольф Иванович не дождался возвращения своего товарища. Скончался внезапно в декабре 1955 года. Похоронили его на Немецком кладбище в Москве.
Ему так и не суждено было узнать, что арестованный Вильям Фишер выдал себя за Рудольфа Абеля, что под его фамилией Вильям Генрихович морально выиграл процесс «Соединенные Штаты против Рудольфа Ивановича Абеля». Даже уйдя из жизни, сотрудник внешней разведки Рудольф Иванович Абель помогал и своему другу, и тому делу, которому отдал всего себя без остатка.
Автор - Владимир Сергеевич Антонов - ведущий эксперт Зала истории внешней разведки, полковник в отставке.
Приветствую тебя гость! Что-бы иметь более широкий доступ на сайте и скачивать файлы, советуем вам зарегистрироваться, или войти на сайт как пользователь это займет менее двух минут.Авторизация на сайте
Легенды разведки - Форум о Зоне Отчуждения и о модах игры Stalker
